Принцесса викингов - Страница 39

– Это ты напоил его? – в упор спросила она у Бьерна.

Тот хмыкнул.

– Кто же откажется выпить со скальдом? А ты, огненновласая, пригубишь ли со мной из одного кубка? Тогда я узнаю все твои мысли и, – он понизил голос, – пойму, что заставило тебя выбрать маленького Атли, а не великого Ролло.

Эмма ощутила растерянность и внезапно рассердилась:

– Ролло женат. Если ты повернешь голову налево, то увидишь его королеву. А Атли я не выбирала. Пленникам не дано выбора.

– Так ты пленница? – изумился Бьерн, окидывая ее роскошное платье и сверкающий венец многозначительным взглядом. Как бы не веря глазам, он повернулся к Ролло:

– Эта девушка всего лишь пленница, добытая в набеге?

Ролло медленно пригубил чашу.

– Я говорил тебе об этом, Бьерн. Она графиня из Байе, и я отдал ее Атли. Если бы ты был способен слушать что-либо, кроме собственных речей…

– Великий Один! Почему же ты не оставил ее себе?

Ролло резко повернулся к нему:

– Остановись, Бьерн. Твой язык порой заводит такие речи, от которых может не поздоровиться твоим ребрам. Вместо того чтобы молоть чушь, ты бы лучше поведал нам о том, что случилось с тобой в Норвегии. Если, конечно, твоя голова достаточно ясна, чтобы вести связный рассказ.

– Когда это скальд затруднялся о чем-то поведать? Разве уже боги лишили его священного дара?

Он встал, опираясь на стол, и пристально взглянул в зал, где слуги добавляли масло в угасавшие светильники. На дворе уже рассвело, но сумрачный день давал так мало света, что в длинном покое было по-прежнему темно. Викинги в дальнем конце столов по-прежнему шумели, но вблизи от возвышения притихли, ожидая.

– Когда по воле мудрых дев направили мы коней паруса через царство Эгира к землям фьордов, где правит надменный конунг Харальд, знали мы, что со смертью играем, удачу испытываем, но давно очи наши не зрели елей на скалах над водой; и, идя навстречу светилу альвов, точили мы зубы великанш сечи, зная, что, даже если выйдет рать враждебная нам навстречу, немало пищи для Мунина оставим мы, прежде чем сами взлетим к чертогам Отца Побед.

Эмма неважно понимала речь скальда, и многие из норманнов, в особенности те, кто уже много лет не покидал земель франков, также отвыкли от цветистых оборотов и туманных речений, однако согласно кивали, ибо прервать скальда значило выказать презрение к Одину, который слыл также и покровителем поэзии. Лишь Ботто, который, по слухам, у себя в Байе не принял ни одного обычая франков и выстроил городище, как на родине, сидел, подперев щеку, чуть покачивая головой в такт льющимся словам, и блестящие капли свисали с кончиков его усов. Ролло же выказывал явное нетерпение, в то время как Атли дремал, уронив голову на руки, а молодой Херлауг, видя, что Эмма заскучала, пояснял ей:

– Бьерн с рождения был скальдом. Он не может говорить иначе, если ведет серьезную речь. За год с небольшим он проплыл вокруг всей Европы и до твоего прихода успел поведать о том, как побывал у ромеев, остготов и вестготов, как совершал набеги на англов. Ты подоспела к самому интересному.

Однако то, о чем повествовал Бьерн, меньше всего занимало Эмму. Она попыталась съесть ломтик оленины, но вскоре отказалась от этой затеи. Мясо было обуглено снаружи, но сочилось кровью, когда она его разрезала. Разумеется, Ролло мог добиться порядка и соблюдения законов в своих землях, приучив к этому даже беспутных соотечественников, однако кухня его никуда не годилась. Поэтому, наверное, он отдавал предпочтение трапезам в аббатстве Святого Мартина, где епископ лично следил за приготовлением блюд.

Наконец Ролло топнул ногой, окончательно возмутив этим Ботто, и велел Бьерну говорить насколько возможно просто. Бьерн промочил горло, и речь его стала куда яснее. Он упоминал множество имен, которые Эмме ничего не говорили. Воспитатель Ролло, старик Кведульв, перебрался в Исландию, подальше от Харальда, после того, как тот погубил его сына Торольфа. Берсерк Карл уже давно пирует в Валгалле, зато брат Ролло, Торир Молчун, в большой чести у Харальда, тот даже отдал ему самую пригожую из своих дочерей – Алов, прозванную Краса Лета.

Ролло вдруг рассмеялся:

– Клянусь священными родами, мужчины из Мера всегда получали самых красивых женщин Норвегии!

И ласково притянул к себе Снэфрид.

Эмма отвернулась, услышав негромкий тягучий голос финки:

– А что слышно в Норвегии обо мне? Как скрыл свой позор Харальд? Смог ли утаить, что прямо перед свадьбой у него похитили женщину?

Бьерн на мгновение смутился, затем продолжал:

– Харальд слишком хитер, чтобы позволить выставить себя на посмешище. Его скальды поют то, что он им прикажет. Поэтому о тебе в его королевстве распространился особый слух. Нет ни одного уголка, где бы ты ни слыла волчьей наездницей.

– Вот как? – удовлетворенно улыбнулась Снэфрид. – Расскажи об этом, Бьерн.

Эмма видела, как Ролло нахмурился и что-то негромко сказал жене. Но та отрицательно покачала головой.

– Нет, пусть расскажет сейчас. Пусть все узнают, как ничтожен норвежский конунг и какие сказки он сочиняет, чтобы оградить свою жалкую честь.

Бьерн какое-то время медлил, когда же начал, заговорил торопливо, без обычных цветистых фигур речи.

– Во всех фьордах знали, как ты дорога Прекрасноволосому конунгу. В этом скальды не солгали. Даже о твоих меньших братьях, коих Харальд усыновил, поговаривали, что они суть твои дети от него.

Улыбка Снэфрид окаменела, но она продолжала кивать.

– А потом разнеслась весть, что ты скоропостижно умерла. Много лун Харальд провел взаперти, по-видимому, опасаясь злословия и насмешек. Однако стало принято говорить, что так он скорбел над твоим телом. Как ни странно, злые языки, распространявшие слухи, что ты исчезла вместе с Рольвом, покинувшим королевство, вскоре умолкли, ибо верные люди конунга следили, чтобы никто не опорочил его имя. А так как он долго не мог подыскать себе другую женщину по нраву, то и вышло, что Харальд просидел над умершей супругой почти три года.