Принцесса викингов - Страница 82

– Они не продадут. Им заплачено. К тому же они гордятся тем, что содействуют исполнению воли самого короля Карла.

Теперь все это было позади. Эмма брела в толпе прокаженных, ощущая их зловоние, с ужасом вслушиваясь в их глухие, словно идущие из-под земли, голоса. В руке у нее была деревянная колотушка, которую ей вручил Эврар.

– Мы будем двигаться вместе с ними до самых пещер, – сказал Ги, заметив, как напугана девушка. – Идти придется всю ночь, зато каждый шаг отдаляет нас от норманнов. Прокаженных никто не коснется. Ты в безопасности, Эмма.

Она думала о том, какой переполох поднимется поутру, когда ее хватятся. Сегодня вряд ли кто осмелится ее беспокоить, но завтра… Чем это может грозить Брану и Сезинанде? Она оглянулась – вдали слабо мерцали сторожевые огни Руана.

– Ты устала? – обеспокоенно спросил Ги. – Если хочешь, я понесу тебя.

Однако она продолжала путь, пока хватало сил. С нею были Ги и Эврар. Еще двое лотарингцев под личинами прокаженных следовали за ними, несколько поотстав.

Когда последние дозорные вышки норманнов остались позади и из мрака стал долетать волчий вой, прокаженные вознамерились сделать привал, но Эврар потребовал, чтобы они ни в коем случае не останавливались, пригрозив им яростью норманнов, если все откроется. Прокаженные тащились еще какое-то время, но недолго, так как некоторые из них едва были в состоянии самостоятельно передвигаться. Ближе к рассвету пришлось все же остановиться. Когда разожгли костры, стали видны ужасающие лица больных – оголенные черепа с отвратительными язвами, обращенные отеками и наростами в бычьи, песьи, львиные морды. И этот тяжкий смрад заживо подвергающейся тлению плоти!..

Эмма в ужасе отвернулась и стала глядеть в темноту.

– Ги, ради всего святого, давай покинем их!

Юноша привлек ее к себе. От этого движения загремела колотушка, и Эмму бросило в дрожь.

– Умоляю тебя, наберись терпения. С прокаженными мы в безопасности. Норманны ни при каких обстоятельствах не осмелятся приблизиться к ним.

– Возможно, они и правы…

Эмма зажимала уши, чтобы не слышать сипящих и каркающих голосов. Иные из несчастных и вовсе были лишены членораздельной речи и издавали лишь утробное ворчание, словно лесные твари. О, как она понимала рослых и статных викингов, так опасавшихся гнусной заразы! И хотя Ги и лотарингцы развели отдельный огонь с наветренной стороны, а Эврар выхватил из-под плаща тесак, едва одна из прокаженных женщин приблизилась, гнусаво клянча щепоть соли для похлебки, Эмме казалось, что отравлен даже воздух, которым она дышала. Она уже готова была сожалеть о том, что решилась на побег.

– Мы ничем не рискуем, если будем по-прежнему держаться в стороне, – успокаивал девушку Ги. – Наши рубища пропитаны особым зельем. С Божьей помощью все обойдется.

К утру Эмме все же удалось уснуть, положив голову на колени юноши; когда же ее разбудили, уже светало. Она чувствовала себя столь слабой, что Ги и Эврару пришлось нести ее. Теперь они шли, отстав от общей вереницы, и Эмма пыталась представить себе, что происходит в Руане. Разумеется, норманны не скоро заподозрят, каким путем для бегства она воспользовалась. Да и кто, находясь в здравом уме, придет к мысли искать пристанища у этих убогих?

Расстояние между беглецами и вереницей больных все увеличивалось, и это принесло облегчение. По крайней мере запах язв уже не был столь непереносимым. Когда они миновали какое-то селение, сторожевые викинги даже не вышли к ним навстречу, а жители разбежались. Только облезлый пес трусил вдоль дороги, провожая их лаем.

Время шло, но чувства облегчения, которое должно было прийти после побега, она так и не испытала. То, что она ощущала, можно было скорее назвать тоской. Ги без устали твердил о том, как увезет ее в Анжу, где они будут счастливы, но Эмма видела, как Эврар ухмыляется, слушая его речи, и переговаривается с лотарингцами, чью речь она не вполне понимала. На душе было скверно, да и погода располагала к этому – серая и промозглая. Вдоль обочин тянулись пашни, где уже были сжаты хлеба, ветер доносил горький дым дальних селений. Эмма зябко куталась в свой балахон, скроенный из жесткого суровья и пропахший каким-то снадобьем.

Ближе к вечеру они вновь сделали остановку. Эврар беспокоился и выражал крайнее неудовольствие тем, что им приходится плестись так медленно. Но вскоре, сделав предостерегающий знак, он припал к земле и стал вслушиваться. Когда он поднялся, на его скулах играли желваки.

– Скачут… – проговорил он угрюмо. – Это отряд, около сорока всадников.

Он о чем-то заговорил с лотарингцами, а затем обратился к Ги:

– Похоже, что нам лучше бы схорониться вон в тех зарослях на возвышенности. Если это погоня, то ничего лучшего не придумать, хотя не исключено, что норманны не решатся заглядывать под капюшоны прокаженных.

Они залегли среди камней и оголенных кустов терновника, но не прошло и четверти часа, как выяснилось, что тревога была напрасной. Эмма первая поняла это.

– Это просто лошади, – рассмеялась она. – Один из норманнских табунов, который гонят с приморских пастбищ. Все лето они пасутся на лугах близ побережья, а на зиму их перегоняют в теплые конюшни, где жеребят отделяют от кобылиц, объезжают и клеймят. Там же викинги подбирают себе коней. Ролло намерен создать непобедимую конницу. – В ее голосе прозвучала невольная гордость. Воодушевившись, она продолжала:

– Норманны обнаружили, что, помимо сена и ячменя, лошадей выгодно кормить и овсом, которого требуется не так много. От него кони становятся сильными и рослыми. К тому же у Ролло есть прекрасные матки чистых арабских кровей, с которыми сводят только отборных нормандских жеребцов, в результате чего получаются великолепные боевые скакуны.