Принцесса викингов - Страница 44

В этот миг рядом возник Ги.

– Господин, разве у викингов принято позорить своих женщин на глазах у меньших людей?

Ролло, казалось, не услышал его. Ги продолжал:

– Смею напомнить, что жизнь и безопасность этой девушки являются важнейшим условием мирных отношений между вами и Робертом Нейстрийским. И он настаивал на встрече с нею.

В следующий миг Ролло наотмашь ударил его тыльной частью кисти в лицо, давая выход слепившей его ярости. Однако стоило Ги пошатнуться и упасть, как пировавшие с ним викинги сорвались с мест и наставили на него свои клинки. Казалось, они ждут лишь сигнала вождя, чтобы лишить Ги жизни.

Теперь Эмма испугалась не на шутку. На ее лице, обращенном к Ролло, читалось отчаяние.

Конунг стоял, опустив веки и дыша медленно и тяжело. Он приходил в себя.

– Оставьте его, – повернулся Ролло к своим людям. Голос его звучал ровно. – Он получил то, чего не заслужил. Я погорячился. К тому же он посол, и я не хочу прослыть дикарем в глазах франков. Пусть убирается.

Только после того, как послы покинули зал, Эмма смогла перевести дыхание. Ролло смотрел на нее, но теперь в глазах его была скорее печаль, чем гнев. И тогда она осмелилась задать вопрос:

– Ты ударил Ги. Почему не меня?

На губах викинга появилась горькая усмешка.

– Я не смог.

– Но почему? – невольным жестом она подняла руку и коснулась пальцами шрама на скуле. Ролло проследил за ее движением.

– Именно поэтому. Ибо это причинило бы мне бóльшую боль, чем тебе.

Эмма глядела на него широко распахнутыми глазами. Недоверие, изумление, надежда и, наконец, безмерная радость сменялись в них. Ролло был потрясен тем, что увидел, – и растерян. И тогда Эмма слабо улыбнулась ему и опустила глаза.

Ролло сухо проговорил:

– Довольно привлекать к себе внимание. Нам следует вернуться за стол.

Все еще продолжая улыбаться, Эмма присела перед ним в поклоне и низко склонила голову.

– Я прошу вашего великодушного прощения за то, что была сегодня непомерно дерзка с вами, государь. Однако я крайне утомлена и, если вы позволите, хотела бы удалиться.

Ролло неподвижно глядел на нее, затем кивнул:

– Что ж, пожалуй. Однако гостеприимство запрещает мне отпустить вас с Атли в такую погоду. Я распорядился, чтобы вам отвели покой во дворце.

Ее улыбка погасла. Конунг отвернулся и направился к своему креслу. Там он бросил несколько слов Атли, и тот стал тяжело подниматься, покачиваясь и опрокидывая кубки.

Эмма знала, что у норманнов принято, чтобы женщины уводили с пира своих мужчин, когда те слабеют во хмелю. От нее, видимо, сейчас ожидают того же. Однако, увидев, что двое слуг помогают Атли спуститься с возвышения, она повернулась и, не дожидаясь факелоносца, в обязанности которого входило указать отведенный им покой, заторопилась к дверям, ведущим из зала.

Взбежав по лестнице, она оказалась в темном сводчатом переходе. Здесь было пустынно. Эмма была знакома с дворцом Ролло, но сейчас, в возбуждении, никак не могла определить, куда же идти дальше. На равных расстояниях горели колеблемые сквозняками факелы, между ними виднелись закрытые двери. Не зная, какой из покоев отведен им, она шла наугад, не сомневаясь, что вскоре позади послышатся голоса и появятся слуги, сопровождающие Атли. Меньше всего ей сейчас хотелось видеть будущего супруга.

Достигнув конца коридора, она свернула, и в тот же миг одна из дверей отворилась – и она едва не столкнулась с рослым воином. Отшатнувшись, она узнала датчанина Рагнара.

Рагнар тоже оторопел, увидев ее перед собой, однако сейчас же схватил пятящуюся от него девушку под локоть.

– Что ты делаешь здесь, маленькая сучка?

После всего, что произошло в зале, нервы ее были словно взведенная пружина. Перед ней оказался враг, мучитель, и она была здесь совершенно одна. Слуг все не было, и в этом полутемном коридоре он мог сделать с ней все что угодно.

– Что ты здесь делаешь, я тебя спрашиваю?

– Я… Ищу отведенный нам покой, – выдавила Эмма. – Ролло велел, чтобы мы с Атли оставались во дворце.

– Да ну? А где же сам Атли?

– Его ведут слуги.

– Слуги? А почему не рабыня, не ты?

Он вдруг больно сжал ее подбородок, откинув ей голову.

– Вся в золоте, гляди-ка! Видать, такая принцесса слишком горда, чтобы волочь с пира хворого мальчишку!

Он явно наслаждался ее ужасом.

– Боишься меня? Правильно. Так и должно быть. Для всех ты благородная госпожа, но для меня – всего лишь девка, которую я валял в грязи.

Он вдруг гортанно хохотнул и оттолкнул ее.

– Ладно, так уж и быть. Мне известно, где для вас отведено место.

Он сорвал со стены факел.

– Идем. Я провожу тебя.

Он шел быстро, почти волоча ее за собой, продолжая посмеиваться. Когда на пути им попадались слуги, менявшие факелы, он грубо отшвыривал их.

– Это здесь.

Он подвел ее к ступеням, ведущим к небольшой двери на верхней площадке, шлепнул ниже спины и захохотал, глядя, как Эмма стремительно кинулась вверх.

Она перевела дыхание, лишь когда за нею захлопнулась прочная дверь. Это был богатый покой, расположенный в недавно пристроенном деревянном крыле дворца. Бревенчатые стены были затянуты окрашенными полотнищами, на которых были развешаны охотничьи трофеи и начищенное до блеска оружие. Ставни на окнах были плотно закрыты, от камина исходил теплый дрожащий свет. У огня стояла огромная липовая лохань для купания, над нею поднимался пар с ароматом хвои и листьев лавра. Но особенно великолепно было стоявшее изголовьем к стене широкое ложе под алым пологом, поддерживаемым четырьмя витыми столбами, покрытыми прекрасной резьбой. Поверх него было накинуто покрывало из спинок горностая, снежно-белое, с достигающей пола бахромой черных хвостов.