Принцесса викингов - Страница 121

121

Он слегка повернул к ней лицо, и в его стальных глазах мелькнул огонек – и сейчас же погас. Он снова был неприступен. Тогда она продолжала:

– На самом деле ты не один. Ты вершина. Вокруг тебя – твое королевство, твои люди, твои соратники. У тебя есть я, наконец, и…

Она едва не задохнулась от дерзости своих слов, но Ролло даже не взглянул на нее, лишь поднял ладонь, заставляя ее умолкнуть.

– Ты была последней, кто видел его перед смертью. Как это было?

Эмма опустилась на склон неподалеку и, обхватив колени, поведала о тихой кончине Атли.

– Он умер с улыбкой на устах. Его душа поднялась в небо, подобно чайке. Не о такой смерти мечтаете вы, северяне, однако Атли был христианином и умер, как и подобает христианину, и поверь, это куда лучше, нежели, получив удар железом в кишки, захлебнуться кровью с воинственным ревом. И если ты, Ру, поймешь своего брата, ты пойдешь по его стопам. Он доверил мне правду о предсказании в Упсале – младший брат укажет дорогу старшему, чтобы однажды они смогли встретиться в мире лучшем, чем этот.

Ролло отвернулся и крепко потер ладонью подбородок.

– Уж и не знаю, как это тебе всегда удается и разгневать, и развеселить меня одновременно.

Он произнес это сурово, но у Эммы закружилась голова от безумной надежды. Однако он быстро остудил ее пыл:

– По твоей вине мы расстались с Атли врагами.

– Нет, Ролло. Он все простил. И он так тебя ждал! Ему так много нужно было сказать тебе!

Ролло внимательно вгляделся в нее.

– Что он хотел сказать?

Эмма опустила голову:

– Я не смею. Я не знаю, поверишь ли ты, если это прозвучит из моих уст.

– Говори же!

Эмма умолкла, глядя в туманную даль.

– Не потому ли ты решился заговорить со мной, что Снэфрид уехала из усадьбы?

– Что? – озадаченно спросил Ролло. – Ах да, она поехала прогуляться верхом. Она любит эти серые пески. Странное место, но с ней ничего не случится, она знает здесь каждую пядь.

– Да, ничего не случится с тем, – согласилась Эмма, – кого охраняют темные силы.

Лицо Ролло потемнело:

– В тебе снова говорит ревность.

– Однако сейчас я говорю лишь то, что говорил и Атли. Ведь было же предсказано, что твой брат поможет тебе освободиться от чар? Он просил Бога дать ему сил дождаться тебя. Но не смог…

Какое-то время Ролло молчал, и она видела, как ходят желваки на его скулах.

– Я подумаю над твоими словами.

– Слава Всевышнему!

Он взглянул на нее.

– Порой ты походишь на таран. Но я не крепость. С тобой трудно спорить.

Эмма отбросила край покрывала. Сейчас, в темных одеждах, со спрятанными волосами, она выглядела монахиней. Однако ни у одной монахини Ролло никогда не встречал такого дерзкого взгляда, такого упрямого выражения лица. Эмма набрала пригоршню песка, подержала его на весу и отшвырнула в сторону, а затем заглянула ему прямо в глаза.

– Ты знаешь, Ролло, что мы оба виновны перед Атли. Мы слишком долго дразнили и мучили его. Ты отдал ему меня на словах, но не отдавал на деле. Мы оба не хотели этого брака, и Атли был не в силах устоять против нас обоих. Но если бы и ты, и я имели мужество заглянуть правде в глаза… Да, мы ранили бы его, но не пытали. От раны остается рубец, с которым человек рано или поздно сживается. И Атли справился бы с этим. Рано или поздно он бы нашел утешение. Разве Виберга и дитя в ее чреве не лучшее доказательство тому? Но ведь он мог и в самом деле привязаться к другой женщине, полюбить ее, обрести с ней покой. Мы же не давали ему опомниться, держа его все время на грани исполнения мечты…

– Не говори так! – глухо прорычал Ролло. – Не говори! Я готов был сделать все мыслимое для своего брата!

Губы его задрожали, он коротко застонал, уронив голову на руки.

Эмма приблизилась к нему и, опустившись рядом, материнским движением провела по его волосам.

– Атли был счастлив, имея такого брата. Он не раз говорил мне, что всем в жизни обязан тебе, как говорил и то, – она понизила голос, – что так и не отблагодарил тебя, вернув тебе твою избранницу…

Она внезапно вспыхнула и спрятала лицо в ладонях. Но уже через миг взгляд ее был тверд.

– Мой Ролло, у нас позади такой путь, все так сплетено, что и мечом не разрубить. Неужели мы и впредь будем ставить друг на друга ловушки?

– А что изменилось? – спросил он. – Или я должен благословлять смерть брата, убравшую преграду между тобой и мной?

Она сжала зубы. Казалось, еще миг – и она ударит конунга. Неужели он так ничего и не понял?

– А еще у тебя есть та, что, несмотря на пустое чрево, околдовала тебя. Ты держишься за нее так же крепко, как слепой за свой посох. А я… У меня…

Она отвернулась. Нет, она ничего не скажет. Она и без того втоптала свою гордость в прах. И больше она не сделает ни шагу навстречу.

– Что ты недоговариваешь?

Она встала, отряхивая песок.

– Сегодня я сказала достаточно. Об остальном следует поразмыслить тебе.

Она указала туда, где, колеблясь, сгущались пряди тумана.

– Где-то там, в дюнах, скачет верхом женщина, которую все твои соплеменники, кроме тебя самого, считают врагом Ролло. Но великий конунг никого не желает слушать, а значит, он и в самом деле один.

Она начала спускаться по склону.

– Ты уходишь?

– Мне пора возвращаться на Мон-Томб. Прекрасная Снэфрид не будет довольна, возвратившись и застав меня здесь…

Со Снэфрид ей все же довелось столкнуться, когда в сопровождении Херлауга она возвращалась сквозь туман в монастырь. Они ехали молча, так как Херлауг все еще таил неприязнь к женщине, отвергшей его друга. И все же, когда из тумана возникла Снэфрид и, не сбавляя хода, галопом пронеслась мимо, молодой кормчий заметил:

121